ПОЧЕМУ?

Почему в древности слово "атлет", сказанное в отношении спортсмена считалось оскорблением?

Как известно, древние спортсмены соревновались исключительно за интерес и никогда не брали за свои победы деньги. Но потом все-таки некоторые из них начали получать вознаграждение от богатых нанимателей, и вот, чтобы унизить этих жадин, для их наименования стали использовать оскорбительное в то время слово «атлет». В отличие от атлетов, тех, кто участвовал в состязаниях "просто так", в те временя называли аскетами. Сегодня это не самое хорошее и почти ругательное слово для характеристики ограниченности или ненормального снижения потребностей. Но каких? Ведь никто не упрекает аскетов в ограничении потребностей нравственного и духовного совершенствования. Да и физического тоже. Речь, обычно, идет только о потребностях меркантильных, бытовых и даже нездоровых. Зато с атлетами все иначе: и в смысле их потребностей, и отношения к ним самим. . Знаменитая статуя, древнегреческого скульптора Мирона, посвящена атлету или аскету - дискоболу. В наше время огромные гонорары профессиональных спортсменов-это норма! Сегодня большой спорт - это целая бизнес индустрия, приносящая милионные доходы, не столько современным атлетам, сколько многочисленним агентам, промоутерам и прочим околоспортивным людям Источник: Получается, что слова аскет и атлет, в сравнении со своими древними значениями, приобрели почти противоположный смысл

Юрий Власов / Справедливость силы


Еврипид – один из творцов классической драмы. Реалист-трагик не одобрял пристрастия сограждан к атлетике, точнее – к силе во имя силы: "…среди известных в Греции профессий нет более несчастной, как профессия атлета! Во-первых, эти люди никогда не умеют хорошо жить! В самом деле, как может человек, превратившийся в раба собственного желудка, работать, чтобы создать средства, достаточные для поддержания своей семьи?! И к тому же они совершенно непривычны к бедности, живя всегда в полном довольстве; характер у них тяжелый, ибо в молодости в расцвете сил и своей славы они мнят себя гордостью своих городов; в старости они стараются свалить все заботы о себе на своих сограждан…"



А жил Еврипид в эпоху расцвета Олимпийских игр. В 440 году до н. э. ему исполнилось сорок лет. В тот год проходили 85-е Олимпийские игры.



В 67 году до н. э. Нерон выступал на 211-х Олимпийских играх. Император, разумеется, не имел соперников. Однако "олимпиец" ухитрился сверзнуться с колесницы.



И все же судьи, не дрогнув, провозгласили Нерона победителем. Нерону везло и на благодарную память, когда не то чтобы судьям, а любому римлянину он уже не мог ничем угрожать. Светоний пишет не без удивления и досады: "Тем не менее было немало и таких, которые еще долго спустя весною и летом украшали его гробницу цветами; на рострах выставляли также его изображения в ширококамчатой тоге или его эдикты, словно он был жив и словно ожидалось скорое его возвращение…" (Светоний Гай Транквилл. Жизнеописание двенадцати цезарей. М., Академия, 1933. С. 420). Надо полагать, ожидали возвращения не на олимпийский стадион. Кнут и плаху не все принимают несчастьем.



Искуснейший врач древности Гален высказался не менее определенно: "…атлеты не способны в силу своей тучности и лени помочь друг другу в беде, скорее способны лишь советовать, чем делать, выполнять что-либо… Толстый живот не делает ум острее" (Высказывания Еврипида и Галена приведены в журнале "Геркулес" Иваном Лебедевым – дядей Ваней).



Поэт Пиндар считает: "Победитель всю свою жизнь пользуется сладостным спокойствием за свои подвиги, и это счастье, не имеющее границ,– высший предел желаний каждого смертного" (Соболев П. Олимпия. Афины. Рим. М., Физкультура и спорт 1960. С. 35).



В юности мое представление об атлетах вполне соответствовало дохристианским суждениям Еврипида и Галена (впрочем, так думали в древности не только они, высказывались еще более непримиримо).



Гиревой же спорт меня отталкивал. Что увлекательного в однообразном накачивании мышц! Каким умом надо обладать, дабы находить удовольствие в животных и самодовольных упражнениях! Не мог взять в толк я и восторга соревнований: что за красота в безобразном натуживании, раскормленных телесах, где, в чем праздник изящного, совершенного?! Балаган! Балаганное зрелище! И чувства наипростейшие, низшего разряда. Я решительно относил тяжелую атлетику к спорту ограниченных, соревнования – к ярмарке силачей. Именно силачей.



Зато легкая атлетика, а в ней метания, покоряла. Я бредил тренировками, победами, и знай я тогда Еврипида, ни за что не согласился бы с ним. Для меня легкая атлетика являлась совершенством движений, естественностью и благородством состязаний.



Я был слушателем первого курса Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского – рядовым по званию. В декабре 1953 года мне приказали выступить за факультет на академических соревнованиях ("Власов, шаг вперед!" Я сделал шаг. "Будете выступать за факультет по штанге". По шеренгам ехидный шепоток. "Явитесь в шестнадцать ноль-ноль в спортивный зал академии. Становитесь в строй"). Там же, на соревнованиях, научили приблизительному жиму, рывку и толчку. Я выжал 80 кг, вырвал 75 (ну и мерзким мне показался рывок!), толкнул 95 (взял же на грудь 105 кг). Азарта и в помине не было.



Однако я поддался уговорам тренера по тяжелой атлетике. Знал: сила понадобится для метаний, а зима все равно пропадала для легкоатлетических тренировок. Москва имела единственный зимний манеж – при МГУ, даже сборной команде страны не хватало места. В последнем классе Саратовского суворовского училища я выиграл на Всесоюзных соревнованиях суворовских, нахимовских и военных подготовительных училищ (свыше 30 команд) первое место в метании гранаты и второе – в толкании "мужского" ядра. До сих пор привязан к стадиону, жаден на зеленое поле, сектор для метаний… Не сомневаюсь: в метаниях достиг бы гораздо более внушительных результатов. Я привязан к ним был по-настоящему, понимал и был отлично подготовлен. Даже 100 м при собственном весе около 100 кг я пробегал почти за 12 секунд. Для тех условий, в которых я вырос, и того времени – недурной показатель.



В 1961 и 1962 годах на всесоюзных сборах в Леселидзе – в то время центральной спортивной базе страны – специальные исследования проводил Юрий Иванович Черняев. На полидинамометрическом стенде определялась относительная сила различных групп мышц (сила в перерасчете на 1 кг личного веса) и скрытые периоды двигательной реакции. Что самые производительные и, следовательно, важные мышцы у тяжелоатлетов – разгибатели бедра, голени, стопы, измерения свидетельствовали безоговорочно. От силы ног зависят результаты в рывке и толчке. Руки являются своего рода лямками. Они как бы привязывают штангу к атлету, а тяжесть поднимают, разгоняют и выкатывают на прямые руки мышцы ног и туловища. Поэтому непреложным законом темповых упражнений является выключение рук из работы. Этот закон формулируется тренером кратко: "Выключи локти (руки)!"



Только при данном условии получается мощный отрыв штанги от помоста и полноценный подрыв от колен. Именно с выключением рук при удержании веса на груди и удается полноценный посыл в толчке. Самостоятельно руки лишь ничтожно действуют в заключительной фазе подрыва штанги.



В рывке и толчке тяжесть снаряда в основном преодолевается мышцами ног и спины (К 1973 году жим был исключен из программы соревнований решением, принятым Международной федерацией тяжелой атлетики после Олимпийских игр 1972 года в Мюнхене). Поэтому столь массивны ноги у атлетов. Их тренируют особо – от них зависит конечный успех. Поэтому у атлетов горбы мышц на спине, здесь вторые по мощности группы мышц. Их тоже готовят, не щадя сил. Отсюда и общая несоразмерность в сложении. Относительно тонкие руки, недостаточно развитые грудные мышцы и вроде бы непомерно объемистые ноги, трапециевидные мышцы и прямые мышцы спины.



По общему суждению, атлеты тяжелой весовой категории – вялые, малоподвижные. Скоростно-силовые показатели в опытах Черняева доказали обратное. У меня, атлета абсолютно самого большого веса сборной команды, двигательные реакции являлись лучшими. Сверх того, они по большинству групп мышц превзошли показатели первых легкоатлетов, конькобежцев, фигуристов и боксеров страны. По совокупному результату всех измерений впереди меня оказался лишь рекордсмен по прыжкам в высоту В. Брумель. Трудно поверить, но я, самый тяжелый из спортсменов и к тому же занятый поднятием тяжестей, практически оказался вторым среди лучших спортсменов страны по двигательной реакции.



"Кроме специфического развития групп мышц, несущих на себе основную нагрузку при выполнении определенного вида упражнений, очень важным является и общее силовое развитие. В этом отношении интересно привести некоторые данные измерения силы отдельных групп мышц у самого сильного человека в мире – Юрия Власова… Интересно отметить, что Власов, обладая огромнейшей физической силой, является в то же время и очень быстрым. Исследования показали, что по скорости двигательной реакции при сокращении всех основных групп мышц он стоит на одном уровне с самыми быстрыми легкоатлетами. Все это лишний раз доказывает значение силовой подготовки в спортивной тренировке" (Советский спорт, 1962, 12 декабря).



Результаты измерений явились для меня дополнительным доводом в пользу общефизической подготовки. Узконаправленная тренировка, тренировка лишь с тяжестями есть пережиток. Она не способна раскрыть возможности организма. Поэтому я с тренером столько времени уделял гибкости, ловкости, прыгучести, выносливости и даже чисто балетным упражнениям: надлежало подготовить и связочный аппарат. Подготовка исключала наперед те травмы, которые я пережил в спортивной молодости.



Значению общефизической подготовки особое место в своих исследованиях уделил крупнейший теоретик физической культуры и спорта Л. П. Матвеев. Он, пожалуй, первый в мире обобщил опыт исследований, заложил основы понимания самой тренировочной нагрузки и ее динамики в циклах работы.

Из прошлого в будущее.

                                                                           О том, кто такие спортсмены и какой вред человеку и обществу несет распространение спорта, просвещенные и здравомыслящие люди поняли очень давно. Древнегреческий драматург Еврипид, например, еще в 5 веке до рождества Христова писал, что из множества гнойников во всей Элладе нет более злостных, чем род атлетов т.е. спортсменов-профессионалов по- нашему. Слово- то какое выбрал - гнойники. Сейчас так даже педофилов, наркоманов и террористов редко называют. А уж спортсмены и вовсе стали одними из самых уважаемых людей. Правда, не все из них атлеты, т.к. у нас сегодня очень много не атлетических видов спорта. Только вряд ли со времен Еврипида спортсмены иными стали. Скорее просто понятия и нравы поменялись. Не зря же спортсмены столько лет усердствовали. Вот другие примеры. 


Почти через двести лет после Еврипида один из величайших мыслителей всех времен и народов Аристотель уже не просто писал, а требовал умерить чрезмерно раздутый культ спорта. Он вообще считал спорт, в отличие от физкультуры, занятием недостойным свободного человека. Я надеюсь, читатели помят, что современному спорту в Древней Греции соответствовала агонистика, а физкультуре - гимнастика. В древние времена всем явлениям то же старались давать соответствующие наименования.

                                                                           Современник Аристотеля Александр Македонский то же спортсменов недолюбливал. И не потому, что наставником у него какое-то время тот же Аристотель был, а потому, что видел, что спортсмены свои силы и время на всякую ерунду тратят, и других от полезных занятий отвлекают. От той же военной подготовки, к примеру. Хотя сам Александр был, конечно же, одним из величайших спортсменов всех времен и народов. Только спортивность свою он проявлял иначе и в более широких масштабах. Но обычным пьянством и гомосексуализмом великий полководец тоже не брезговал.

                                                                           Лет сто спустя, известный математик Архимед четко определил, что олимпийские игры служат целям приобретения славы для спортсменов, выгодной торговли для купцов и развлечения для толпы. Удивительно, почему этот ученый человек не заметил в олимпийских играх те благородные и полезные свойства, которые апологеты спорта приводят нам в доказательство, якобы, божественного отношения к нему в античные времена? Да потому он этого не заметил, что просвещенные люди не к спорту, а к физкультуре, к гимнастике в древние времена с почтением относились. До тех пор, пока спортсмены и ее не превратили в средство развлечения, разложения и разврата. Впрочем, то, что сегодня у нас осуждается, в древние времена вполне могли считать нормой.




Русские:
Современный вариант одной старинной присказки, например: - Было у отца три сына: два умных, а один спортсмен. Слышали? Это не я придумал. Впрочем есть и варианты, когда вместо обобщающего слова "спортсмен", говорят "футболист" или "мотоциклист". Но смысл то их всем понятен. Или нет?
А как вам выражение "сила есть - ума не надо"? Аналогию улавливаете? И это тоже народ придумал. Народ вообще не такой простой как кажется. Его дурачат-дурачат, он вроде верит и даже на стадионы ходит, и за престиж страны болеет, но правду во всем подмечает.
Англичане:
В английском языке слово спорт имеет много значений. Причем некоторые из них почти противоположные по значению или имеют переносный смысл. Но изначально спорт - это праздное времяпрепровождение и отвлекающие виды деятельности, а так же разнообразные отклонения и игра природы. Даже в любовных отношениях слово спорт применялось для обозначения флирта, игры в любовь и несерьезных половых связей.
Древняя Греция:
Древняя Греция, о которой постоянно говорят как о колыбели Олимпийского движения, образце божественного отношения к спорту, заботы о здоровом теле и духе и т.п. Древней Греции с единой культурой и традициями никогда не существовало. Зато разные проблемы, почти идентичные нашим, в ней время от времени возникали. В том числе и такие, которые с различной направленностью занятий физическими упражнениями и играми. Например, еще в V веке до нашей эры великий драматург Еврипид писал, что из бесчисленного множества гнойников во всей Элладе нет более злостного, чем род атлетов. Вот так. А знаете, кого в те времена называли атлетами? Тех, кто участвовал в состязаниях за вознаграждение. Это вроде наших спортсменов.
В отличие от атлетов, тех, кто участвовал в состязаниях "просто так", в те временя называли аскетами. Сегодня это не самое хорошее и почти ругательное слово для характеристики ограниченности или ненормального снижения потребностей. Но каких? Ведь никто не упрекает аскетов в ограничении потребностей нравственного и духовного совершенствования. Да и физического тоже. Речь, обычно, идет только о потребностях меркантильных, бытовых и даже нездоровых.
Зато с атлетами все иначе: и в смысле их потребностей, и отношения к ним самим. Сейчас атлетов считают чуть ли не героями и образцами для подражания. Получается, что слова аскет и атлет, в сравнении со своими древними значениями, приобрели почти противоположный смысл. Особенно в случае с атлетами, если иметь в виду резкое высказывание Еврипида.
В своем мнении о вредности атлетов Еврипид был не одинок. По тому же поводу, правда уже в IV веке до нашей эры, резко высказывался и другой величайший мыслитель древности - Аристотель. Но он уже не просто писал, а требовал умерить слишком раздутый и нездоровый культ атлетизма. Видно к тому времени атлеты в Элладе совсем распоясались и обнаглели. То, чем в Древней Греции занимались атлеты, называлось агонистикой. Это, примерно, спорт в современном состоянии. А, учитывая, что сейчас со спортом происходит и все его "достижения" в области физического, духовного и нравственного совершенствования человека, можно легко понять беспокойство, которое вызывало у здравомыслящих людей Древней Греции развитие агонистики, нездоровый культ атлетизма и то развращающее влияние, которое оказывали атлеты на молодое поколение. Ведь кроме агонистики в Древней Греции была еще и гимнастика. Это почти физкультура в современном понимании, а может и лучше. Во всяком случае, целевая направленность у них совпадает. В связи с этим нужно отметить, что все хорошее, что нам сегодня говорят о занятиях физическими упражнениями и играми в Древней Греции, связанно именно с гимнастикой, а не с агонистикой. И именно гимнастику и тех, кто ею занимался для физического, духовного и нравственного совершенствования, Еврипид с Аристотелем старались уберечь от развращающего влияния атлетов и агонистики, которая являлась не просто соревновательно-демонстрационным, извращенным и доведенным до абсурда вариантом гимнастики. Как спорт, в сравнении с физкультурой сегодня. Нас же апологеты современной спортистики-агонистики просто дурачат, так как все ценное, что в Древней Греции давали занятия гимнастикой, стали приписывать спорту, умалчивая о тех безобразиях, которые творились в агонистике, как его предшественнице. История, действительно, повторяется. В ХХI веке культ спорта достиг более высокого уровня, чем культ агонистики в Древней Греции. У нас спорт почти совсем пароботил физкультуру, превратив ее из физКУЛЬТУРЫ в физкульт УРА (!) и так называемый массовый спорт. 

Почему древнегреческий стратег Филопемен не любил атлетов?

Плутарх, описывая жизнь древнегреческого стратега Филопемена, отмечал, что, уделяя огромное внимание и своей физической подготовке и подготовке своих воинов, этот стратег очень не любил атлетов, или спортсменов-профессионалов, по-нашему.

Причем Плутарх писал, что Филопемен не просто сам отказался от карьеры атлета, в которой у него были очень большие перспективы, но и осмеял ее, и, насколько было в его власти, выводил из употребления в подчиненных ему войсках всякого рода атлетические упражнения, предавая их позору и поруганию. Стратег не без оснований считал, что атлетические упражнения делают людей непригодными к боям. Для физической подготовки, для развития силы и выносливости он использовал самые естественные виды человеческой деятельности, физического труда и условия природной среды. Филопемен понимал, что телесные качества и образ жизни атлета и война во всем различны!

Атлеты, те. спортсмены, «должны сном, постоянной сытостью, установленными движениями и покоем стараться развивать крепость тела и сохранять ее, так как она подвержена малейшим нарушениям равновесия.» Они очень капризны и требовательны к еде, условиям жизни и состязаний. Но, главное в том, что спортсмены очень односторонне развиты и себялюбивы.

Тело же солдата должно быть приучено к любым переменам и превратностям жизни, легко переносить недостаток еды и сна. Солдат всегда должен быть готов выполнить любой приказ, всегда готов вступить в бой, должен быть универсально подготовлен, способен жить в самых неблагоустроенных условиях, питаться, как говорят, всем, что горит, стойко выносить самые тяжелые физические и психоэмоциональные нагрузки, и не ныть по всякому поводу.

И что интересно - Филопемен таким отношением к атлетам-спортсменам не был одинок! В этом плане он имел очень авторитетных предшественников и последователей.

Александр Македонский, к примеру, то же не любил атлетов. Он на сотню лет раньше Филопемена понял, что атлеты не просто бесполезны для общества и военного дела, но и вредны, так как отвлекают молодых людей от военной подготовки и других полезных занятий.

Учитель Александра - Аристотель, считал занятия атлетизмом недостойным для свободного человека. А величайший драматург древности Еврипид лет за 200 до Аристотеля называл атлетов самыми злостными гнойниками во всей Элладе!

Правда, в истории есть и противоположные примеры. Развитию спорта на рубеже эпох, особенно олимпийского движения, очень большое внимание уделял, (и тратил на это
огромные средства!) царь Иудеи Ирод Великий. За что был избран пожизненным президентом этих игр!

Да-да – это был тот самый Ирод, имя которого для всех христиан является синонимом зла и коварства. По современным понятиям, кстати, Ирод был ни кем иным, как коллаборационистом. Ведь он не просто сотрудничал с оккупировавшим Иудею Римом, а активно выполнял их волю и навязывал своему народу чуждый образ жизни! В том числе занятия спортом..

А вот Филопемен прославился именно в боях за независимость Греции от Рима. Его даже считают последним истинным Эллином! Ирода же христиане считают .....

Кстати, заинтересованным читателям не будет лишним знать, что талмудисты давным-давно наложили для иудеев религиозный запрет на занятия спортом. И этот запрет до сих пор нкто не отменял....

К чему этот разговор? А вот к чему: оборонные бюджеты всех армий мира включают в себя затраты на развитие армейского спорта. Не является исключением и Россия. Можно подумать, что в российской армии все вопросы со здоровьем, общей и специальной физической подготовкой военнослужащих решены, и денег больше девать некуда...

Министр обороны что, не знает, сколько призывников по состоянию здоровья не готовы к службе? Не знает, что специальной и общей физической подготовкой допризывников никто не занимается и средств на это МО не выделяет?

А резервисты? Данных о состоянии их здоровья и физических кондициях вообще нет, и, скорее всего, это никого и не интересует. Но, вряд ли здоровье у них лучше, и кто-то специально выделяет средства для поддержания их физической подготовки в соответствующей форме. На это средств у государства и Минобороны нет.

Но, может быть, современная армия и государство в целом что-то большее имеют от спорта? Сомневаюсь. И вот почему: в чем основная причина отказов от участия в соревнованиях и плохих результатов у спортсменов, в том числе армейских? Да не секрет - это постоянные травмы и прочие проблемы со здоровьем.

Выходит, что спортсмены свое здоровье не укрепляют, а портят. А очень узкая специализация в спорте привела к тому, что спортсменам и общая физическая подготовка уже не нужна! Да что не нужна? Она многим их них даже мешает! Впрочем, именно это тысячи лет назад понял стратег Филопемен.

Фрагменты греческих философов VI–V вв. до н.э.

   

руками и снова уничтожают. Действительно, насколько лучше, вместо того чтобы творить подобный [мир], ничего не отнимать, и не прибавлять, и не изменять ни к лучшему, ни к худшему, но оставить на месте искони однажды возникший мир. Если же он сотворит лучший [мир], то лучше окажется и творец, откуда следует, что когда он творил прежний, то и художеством, и разумом был несовершенней, о чем даже и помыслить непозволительно. Ибо бог равен и подобен самому себе и не допускает ни ослабления к худшему, ни усиления к лучшему.
С. Подражания
1. ЕВРИПИД. Геракл, 1341 [ср. В 11, В 12, А 32] (пер. И.Анненского):
А все же я не верил и не верю,Чтоб бог вкушал запретного плода,Чтоб на руках у бога были узыИ бог один повелевал другим.Нет, божество само себе довлеет:Все это бредни дерзкие певцов.
2. АФИНЕЙ, X, 413 С: Поэтому Еврипид говорит в первом «Автолике» [фр. 282 Nauck]:
Из тьмы несчастий, Грецию гнетущих,Нет хуже, чем атлеты, ничего.Во-первых, не умеют честно житьОни, да и не могут: как бы мог
5 Раб челюсти и чревом побежденный
Умножить состояние отца?
13 Не одобряю я обычай греков,
Которые, для них творя собор,
15 Чтут наслажденья подлые для пира.
Какую пользу городу родному,Стяжав венок, доставил тот атлет,Который или хорошо боролся,Иль быстро бегал, или диск метнул,Иль в зубы дал противнику отменно?Сумеют ли они с врагом сразиться
20 Вооружившись диском, без щитов
Изгнать врагов ударом кулака?Никто, завидев вражеский клинок,Не станет заниматься этим вздором!Я думаю, что мудрых и хорошихВенком лавровым должно увенчать,И всякого, кто правит государством
25 Отлично, по закону и с умом,
Кто словом отвращает злое делоИ устраняет распри и раздор:Вот благо граду всякому, всем грекам.
Еврипид заимствовал эти мысли из элегий Ксенофана Колофонского, который говорит так [следует фр. В 2].
22. Гераклит
А. Биографические свидетельства
1. ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, IX, 1–17: (1) Гераклит, сын Блосона (или, как говорят некоторые, Геракионта), эфесец. Он был в расцвете в шестьдесят девятую олимпиаду [504–501 гг. до н.э.]. Он был высокомудрым, как никто, и всех презирал, как это явствует из его сочинения, где он говорит: «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем» [16/В 40]. Ибо «Мудрым [Существом] можно считать только одно: Ум, могущий править всей Вселенной» [85/В 41]. Гомер, по его словам, заслуживал того, чтобы его выгнали с [поэтических] состязаний и высекли, да и Архилох тоже [30/В 42]. (2) Он говорил также, что «своеволие надо гасить пуще пожара» [102/В43] и что «народ должен сражаться за попираемый закон как за стену [города]» [103/В 44]. Нападает он и на эфесцев за то, что они изгнали его друга Гермодора, в следующих словах: «Все взрослые эфесцы заслуживают того, чтобы их казнили… и с другими» [105/В 121]. Когда они просили его дать им законы, он пренебрег

«Все, что возникло, гибнет»

Это утверждение древнеримского историка Гая Криспа Саллюстия вполне применимо и к панэллинским играм. Все они вместе и каждые в отдельности, достигнув расцвета в классическую эпоху, стали терять притягательность, пришли в упадок и, наконец, погибли в силу объективных причин и обстоятельств. Прежде всего политических и экономических. К катастрофическому исходу празднеств привело самоубийство одной из величайших держав античного мира. Ибо блистательная эллинская цивилизация пала не столько от меча завоевателей, сколько от собственной немощи.

Не столь уж долго в палестрах и на стадионах Эллады царил культ тела и красоты. Начиная с четвертого века до нашей эры идеалы совершенства свергаются с пьедестала. Завещанная предками мечта о победе в честном соперничестве - как высшей доблести — разменивается на звонкую монету. и первыми вестниками агонии панэллинских игр стали атлеты-профессионалы, появившиеся в Олимпии, Дельфах, Немее, Коринфе и Афинах.

Бродячие силачи с осанистыми торсами и тонкими ногами стали сущим бедствием народных праздников. Могучими руками и сокрушительными кулаками они добывали себе хлеб насущный. Жестокость бойцов не знала границ. Нередко их соперников с площадки для кулачного боя или панкратия уносили бездыханными.

Между тем атлеты-бродяги и принесли на игры подкуп и обман, фанатизм и хвастовство.

Искусство и мудрость отступили под натиском примитивного ремесла и грубой силы. Победителем на играх все чаще становился силач с изуродованным лицом, бессмысленным взглядом и уродливой фигурой — полная противоположность богоподобным атлетам. А ведь мудрецы и художники предупреждали о грозящей национальному идеалу опасности. Философ и поэт Ксенофан из Колофона писал еще на рубеже шестого и пятого веков до новой эры: «...несправедливо, если искусству ума силу народ предпочтет...» Еврипид, который удостаивался почестей победителя на Панафинейских играх, с горечью писал: «По всей Элладе есть бесчисленное множество гнойников. Но нет ничего более злостного, чем род атлетов». и там же, в сатирической пьесе «Автолик», великий трагик иронизировал над гражданским мужеством атлетов, спрашивая: разве увенчанные венками станут в случае опасности кулаками изгонять неприятеля с родной земли?

Врачеватели единодушно выступали против нездорового образа жизни профессиональных борцов и кулачных бойцов, предупреждая их о неотвратимой расплате за губительные чревоугодие, тренировки и жестокие схватки. Ораторы и уличные моралисты осуждали падких на зрелища сограждан. Своими кумирами эллины стали почитать вождей противоборствующих партий - демократов и олигархов. Даже Аристотель пришел к мысли о необходимости умерить нездоровый и слишком раздутый культ атлетизма.

«Ничего сверх меры!» Так гласил жизненный принцип эллинов. Это изречение одного из самых древних мудрецов — Питтака из Митилены — было даже начертано на стене Дельфийского храма. Но этот принцип все чаще стали приносить в жертву и те, кто устраивал соревнования, и те, кто в них участвовал. и панэллинские игры на рубеже тысячелетий утратили свой первоначальный блеск.

Программа состязаний в Олимпии и Дельфах, в Коринфе и Афинах претерпела существенные изменения. Бег отошел на второй план. Все требовали больше конных соревнований, конкурсов глашатаев, турниров по панкратию. В списках победителей все реже появлялись имена истинно одаренных и просвещенных. Летописцы уже не упоминали о периодониках — победителях всех панэллинских игр.

Города стали нанимать за деньги атлетов, чтобы те представляли их на играх, поддерживая ореол прежней славы. Устроители игр снимали прежние запреты на допуск к состязаниям неэллинов. Преувеличенно огромными становились блага и похвалы победителям. Иные из них получали такое денежное вознаграждение, которого хватало им на пять и даже десять лет безбедной жизни. Роскошь церемоний превосходила все мыслимые границы. А подкуп соперников был превращен в обычай в борьбе за победный венок. и эту вожделенную награду все чаще стяжали богатство, знатность и власть. Как это было и в случае с римским императором Нероном.

Между тем радость побед покидала игры и стадионы.

Иначе и быть не могло. 27-летняя гражданская война между Спартой и Афинами за власть во всей Элладе в конечном счете привела к национальной катастрофе. Над городами стали опускаться сумерки. Роковая для них гроза пришла с севера, опустившись с Македонских гор. Имя этому бедствию — Филипп II, вознамерившийся объединить вокруг своего трона всю Элладу, в том числе Афины и Спарту.

После двух веков македонской гегемонии Эллада, превращенная в театр военных конфликтов и переворотов, стала жертвой римских завоевателей. Нашествие с запада принесло относительное успокоение в эллинский мир. Но свобода от македонцев была не слаще несвободы от римлян.

Наместники Рима взяли под полный контроль панэллинские игры, которые утратили свой характер, самостоятельность и общественную значимость. и даже попытались узурпировать Олимпийские игры — перенести их в Рим, превратив в имперские игры. Император и диктатор Сулла повелел 175-е Олимпийские игры провести в своей столице. Но римляне не поддержали его начинания, ослушавшись указа.

Тем не менее престиж Олимпийских и других все эллинских игр оставался еще достаточно высоким. Известнейшие атлеты по-прежнему считали за честь попасть в список их победителей. В гимнасиях и палестрах готовили элитных атлетов. Повысился интерес к Олимпии, заново отстроенной при римлянах. Именно на эллинских играх стремились увековечить себя и свои воинские победы властители Рима.

Панэллинские игры, пережившие падение городов-государств, потерю их свободы и независимости, лишились былой славы. Атлеты стали презираемы среди эллинов, чей патриотизм угас окончательно под бременем римлян. Властители и политики более не видели для себя выгод от атлетических игр и их героев. Для римлян же блеск Олимпии и Афин, Дельф и Коринфа был ничем иным, как светом угасших звезд на рассвете.

Последними из панэллинских игр считаются состязания в Олимпии, где 293-й по счету праздник состоялся в 393 году. Римский император Флавий Феодосии I Великий исполнил Миланский эдикт 313 года, не упразднявший язычества, а только признававший равноправие всех религий, с точностью до наоборот. Распоряжение испанца-самодержца запрещало на всей территории империи вести олимпийское летосчисление, приносить кровавые жертвоприношения, поклоняться языческим богам и проводить игры, им посвященные. Дозволялись лишь праздники и состязания, которыми отмечались день рождения императора или вступление его во власть. Приверженцы христианского учения выступили против греховной, на их взгляд, телесности, проповедуя крайний аскетизм. Фанатичные христиане уничтожили главные святилища, разрушили храмы и стадионы.

Славу разрушителя храмов и сокровищниц Феодосии разделяет с варваром Аларихом, орды которого наводнили Элладу. Но варвары не использовали мраморные колонны в качестве строительного материала для церквей и не запрещали эллинских игр, разрешая гладиаторские бои, проводившиеся в империи вплоть до пятого века.

Угасшие игры в Олимпии, Дельфах, Коринфе, Немее и Афинах шесть столетий оставались неведомой тайной для человечества.

Борис Базунов «Кумиры стадионов Эллады»

§ 2. Частичная утрата атлетикой ее места в жизни

Греческая агонистика, как уже говорилось, была порождением тяготевшей к различным формам демонстративного потребления древнегреческой аристократии и сложилась во времена ее безраздельного господства. Выход на первое место в жизни новых социальных слоев202

202 См., напр.: Beloch. Op. cit. Bd. 1. S. 347 ff.; Ehrenberg. Staat. S. 14 ff.; Berve. Tyrannis.

145

нашел отражение в двоякого рода нападках на всю систему аристократических ценностей и, в частности, на атлетику. С одной стороны, обнаруживается чисто негативное отношение к традиционно аристократическим формам жизни. Такое, отношение приписывает, в частности, демосу Афин автор псевдоксенофонтовой Афинской политии ([Xen.] Res. Ath. 13).203
Побеждающая греческая демократия осуществляет реформы, направленные на сплочение гражданского коллектива и пресечение проявлений индивидуализма, о которых мы говорили выше (см. гл. I, § 2). Крайние формы эти сдвиги приняли в Спарте, с чем, очевидно, связано самоустранение Спарты из числа полисов, участвовавших в культурном перевороте. Повсеместно происходит переход от слабо упорядоченных приемов ведения военных действий, когда сражение превращалось в совокупность поединков,204 к тактике фаланги гоплитов, основанной на подчинении дисциплине.205 Принимаются меры против роскоши, в особенности при погребениях. В целом складывается важный аспект полисного строя, заключающийся в подчинении гражданина интересам коллектива.
Эти характерные черты греческого полиса, представлявшие собой в известном смысле реставрацию на новой основе норм жизни времен родового строя (ср. гл. I, § 1), известные науке со времен Фюстеля де Куланжа и Буркхардта, оказали огромное влияние на формы, которые принял культурный переворот,206 и, вероятно, только они сделали его вообще возможным, предотвратив социальную дезинтеграцию греческого мира и завоевание его персами.
С другой стороны, как и следовало ожидать, наряду с полным неприятием или прямой борьбой с формами жизни и идеологией, сложившейся в эпоху господства аристократии, мы находим и стремление выходящих на историческую арену новых общественных сил перенять эти формы жизни и идеологическую ориентацию, ра-

203 Ср.: Bilinski. Antyczni krytyci; Don 1 an W. The tradition of anti-aristocratic thought in early Greek poetry//Historia. 1973. Bd. 22. S. 145-162; Шанин Ю. В. Критика агонистической ограниченности в эллинской поэзии VII—VI вв. до н. э. // Проблемы античной истории и культуры: Доклады XIV Международной конференции «Эйрене». Т. 2. Ереван, 1979. С. 180-186.
204 Ср.: Greenhalgh. Ор. cit.
205 Lorimer. Ор. cit.
206 Ср.: Vernant. Origines. Р. 60 svv.

146

зумеется, с большим или меньшим смещением акцентов на шкале ценностей.207
Эти радикальные перемены в греческом мире не могли не сказаться на греческой агонистике в узком смысле слова и, что имеет решающее значение для проблем культурного переворота, на эволюции агональной установки греков во всех ее проявлениях.
Что касается греческого спорта, греческая аристократия со второй половины V в. до н. э. начинает утрачивать свои позиции во всех видах атлетики, постепенно уступая место представителям демоса, которые, пользуясь тем, что в греческом мире наряду со славными общегреческими состязаниями существовали многочисленные агоны с внушительными призами, все чаще выступают в качестве атлетов-профессионалов.208 Естественно, что это вело к падению престижа атлетики,209 на чем мы должны будем остановиться.
Однако уже в VII в. до н. э. Тиртей, глашатай идеалов еще только начинавшей принимать в те времена «Ликургов» облик Спарты,210 противопоставляет воинскую доблесть всем прочим достоинствам человека и прежде всего его атлетическим достижениям:
Я не считаю достойным ни памяти доброй, ни чести
Мужа за ног быстроту или за силу в борьбе,
Если б он даже был равен киклопам и ростом и силой,
Или фракийский Борей в беге им был превзойден...
(fr. 9, 1-4 G.-P., пер. В. Латышева)211

207 См. хотя бы: Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 151; Berve. Gestaltende Kräfte. S. 3; Schachermeyr. Griechische Geschichte. S. 84-85.
208 Manning CA. Professionalism in Greek athletics// C1W. 1917. Vol. 11. P. 74-83; Gardiner. Op. cit. P. 101 ff.; Starr Ch. G. Subsidization of the athletes//CJ. 1935-1936. Vol. 31. P. 444-445; Bilinski. Agonistica. P. 54 sqq.; Ebert. Olympia; ср.: Musiolek P. Die Anschauungen des Aristoteles über körperliche Erziehung als Teil der Paideia in ihrem historischen Zusammenhang//StudClas. 1962. Vol. 4. P. 95-124; Welsköpf Op. cit. S. 169, 226.
209 Jüthner. Leibesübungen. S. 94 ff., 105 ff.
210 Stoessl F. Leben und Dichtung im Sparta des siebenten Jahrhunderts // Eumusia: Festgabe für E. Howald. Erlenbach; Zürich, 1947. S. 92-114.
211 Общие соображения Виламовица о невозможности стройной композиции этого стихотворения в целом в архаическую эпоху (Wilamowitz-Moellendorff. Sappho und Simonides. S. 257. Anm. 1) и доводы Г. Френкеля (Frankel. Dichtung und Philosophie. S. 384-386) не могут перевесить факта явных реминисценций у Ксенофана (fr. 2, 16-17 G.-P.) и Феогнида (701 sqq.), так что стихотворение приходится считать относящимся к архаической эпохе и, очевидно, принадлежащим все-таки Тиртею; ср. еще: Jaeger W.

147

Еще интереснее для нас то, как критикует неумеренные почести, оказываемые атлетам, Ксенофан из Колофона — одна из самых ярких фигур, выдвинутых культурным переворотом. По его мнению, мудрость, и в частности его мудрость (fr. 2, 12 G.-R), выше, чем «сила мужей или лошадей», и заслуживает большего признания. Мотивирует Ксенофан свое утверждение так же, как и Тиртей свое, неотразимо, если подходить с точки зрения утилитарной: благая мудрость (αγαθή σοφίη, ст. 14), разумеется, скорее может способствовать тому, чтобы город пребывал в благозаконии (εύνομίη, ст. 19).212 Однако, забегая немного вперед, отметим, что фрагменты Ксенофана недвусмысленно указывают на то, что в действительности мудрость (σοφίη) представлялась ему не только средством для достижения благополучия, но и самостоятельной ценностью.
Далее, в нашем распоряжении имеется довольно много разрозненных данных об отрицательном отношении к атлетике.213 Их не всегда легко датировать и еще труднее выявить подлинные причины, стоящие за повторяющимися мотивами выражаемого неудовольствия. Ясно только, что энтузиазм по отношению к атлетике, о котором мы писали выше, никогда не был всеобщим. Так, традиция, переданная Диогеном Лаэртский, приписывает тому самому Солону, который в «Анахарсисе» Лукиана выступает в качестве защитника греческой агонистики, уменьшение денежной награды афинянам — победителям на общегреческих играх, с той мотивировкой, что деньги нужны на воспитание детей граждан, погибших на войне (D. L. I, 55-56).
Жители Камарины были раздражены роскошью и тратами, которые позволил себе победитель в олимпийских конских ристаниях Псаумис (Schol. Pind. Ol. IV, V). Недоумение по поводу агонистических увлечений греков вкладывает Лукиан в уста скифа Анахарсиса, явно опираясь на более раннюю традицию.214 Басни высмеивают хвастовство атлетов,215 беспомощность атлета перед блохой (Aesop. N 260 Hausrath = N231 Репу).

Tyrtaios über die wahre Arete // SBBerl. 1932. S. 537-568; Schmid U. Die Priamel der Werte im Griechischen von Homer bis Paulus. Wiesbaden, 1964. S. 150 ff.
212 Bowra С. M. Xenophanes and the Olympic games// AJP. 1938. Vol. 59. P. 257-279 (=Bowra С. M. Problems in Greek poetry. Oxford, 1953. P. 15-37); Шанин. Критика. С. 180-186.
213 См.: Jüthner. Leibesübungen. S. 1 ff.
214 Heinze. Op. cit. S. 458-468.
215 Aesop. N 33 Hausrath = N 33 Perry; Phaedr. App. Perrottina: Phaedrus. Fabulae Aesopiae. Ree. Ric. Gansziniec. Leopoli, 1938. P. 92.

148

Резкие выпады против атлетов мы находим у Еврипида (Autolyc. fr. 282 Ν2).216 Аристофан в «Плутосе» (582 sqq.) иронизирует по поводу олимпийского венка как награды за несоразмерные усилия. Комический поэт Теофил высмеивает обжорство и пьянство панкратиаста (CAF II, fr. 475 = Ath. 417 b). Сдержанное отношение к атлетике заметно в рассказе о том, что отцу Еврипида были предсказаны победы сына в агонах. Отец начал особенно тщательно обучать мальчика гимнастике, но божество имело в виду его будущие победы в агонах трагических поэтов (Vit. Eurip.).
Исократ восхваляет Афины за то, что там можно видеть не только атлетические агоны, но и соревнования в красноречии и в остроумии и притом с дорогими призами (IV, 1-2, cf. 45-46; Ep. VIII, 5). Ликург-оратор напоминает о том, что победителей в общегреческих состязаниях много везде, а выдающихся полководцев и тираноубийц мало, и восхваляет Афины за то, что, в отличие от других городов, в Афинах на агоре выставлены статуи не атлетов, а полководцев и тираноубийц (Leocr. 51).
Платон, придававший важное значение гимнастике, неодобрительно говорит об атлетах (Res. 404 а) и вообще о тех, кто упражняет тело, но не любит работать головой (ibid. 535 d).217 Враждебно относились к агонистике киники (см. особенно подробно: Dio Chrys. IX, 10-22). К философской полемике против агонистики восходит, очевидно, рисуемая Галеном сатирическая картина Олимпийских игр животных, где бык оказывается победителем в кулачном бою, а осел — в панкратии (Galen. Protr. ad artes, 36).
Невозможно, конечно, сказать, насколько влиятельными и отражающими изменения в общественном мнении были эти голоса, однако фактом является то, что уже в V в. до н. э. новые занятия и интересы несколько оттеснили гимнастику с занимаемого ею ведущего места в воспитании и ослабили интерес к агонистике.218 Весьма показательно,

216 Ср.: Körte Α. Bacchylidea// Hermes. 1918. Bd. 53. S. 113-147 (см.: S. 140 ff.); Шанин. Критика. С. 184; Arnott G. Double the vision: a reading of Euripides' Electra // G&R. 1981. Vol. 28. P. 179-192. В адрес атлетов, возможно, направлены и слова Софокла (Aiax 1250-1251).
217 Существует традиция, согласно которой Платон сказал об Анникериде из Кирены, продемонстрировавшем свое искусство в выездке лошадей для ристаний, что человек, столь усердно занимающийся подобными вещами, не может посвятить себя чему-то серьезному (Ael. VH II, 27). В «Законах» (631 с) Платон даже ставит в ряду благ красоту выше силы, дающей, в частности, успехи в беге.
218 Gardiner. Ор. cit. Р. 44 ff.

149

что со второй половины V в. до н. э. (примерно с 440 г. до н. э) атлетические сюжеты начинают играть меньшую роль в вазовой живописи.219 Относительно Афин у нас есть и прямые свидетельства. Аристофан в «Облаках» жалуется на то, что новые интересы привели к запустению гимнасиев (1052 sqq., cf. 417), а в «Лягушках» Эсхил обвиняет Еврипида в том, что из-за него опустели палестры и никто уже не может должным образом участвовать в беге с факелами (1069 sqq.).
Псевдо-Андокид утверждает, что молодые люди, беря пример с Алкивиада, проводят время не в гимнасиях, а в судах, привлекаемые, судя по контексту, искусными речами, которые там произносятся ([Andoc] Adv. Alc. 22, cf. 39). Об утрате у афинян интереса к телесным упражнениям и о насмешках в адрес тех, кто ими усердно занимается, говорит Сократ у Ксенофонта (Xen. Mem. III, 12, 1). Мы видим, что противопоставление разных форм духовной деятельности гимнастике и агонистике имеется в большинстве выпадов против агонистики и жалоб на упадок гимнастики.220
В этой связи очень интересно то, что В. Эренберг находил в греческих городах Малой Азии меньше проявлений агональной установки, чем в континентальной Греции, уже начиная с архаической эпохи.221 Хорошо известен факт, что в VI в. до н. э. малоазийские колонии играли ведущую роль в культурном перевороте, и мы попытаемся показать далее, что там имело место не недостаточное развитие агонального духа, а раннее переключение его на сферу культуры, в которой его проявления не так заметны на первый взгляд. Едва ли случайно и то, что Афины, превратившиеся в V в. до н. э. в центр духовной жизни Греции, не дали после 460 г. до н. э. в течение долгого времени ни одного олимпийского победителя.222
Следующая глава нашей работы и посвящена механизму и результатам перехода агональных тенденций древнегреческого общества в сферу духовной жизни, в частности, в сферу науки и художественной литературы.

219 Jüthner J. 1) Gymnastik //RE. 1918. Bd. 7. Sp. 2053 f.; 2) Leibesübungen. S. 106 ff.; Ridley. Op. cit. P. 542.
220 Любопытно, что в американской социологической литературе имеются эмпирические данные об определенном антагонизме между приверженностью к спорту и готовностью к восприятию новшеств в области культуры (Munroe R. L., Conroy М. Games and values of athletes in US culture // Current Anthropology. 1978. Vol. 19. P. 152).
221 Ehrenberg. Ost und West. S. 90.
222 Ebert. Epigramme. S. 13. Anm. 6.